КРЫМСКИЙ БУХЕНВАЛЬД Источник: http://www.krim.biz.ua/simferopol_history.html Одним из сложных явлений в новейшей истории Крыма стало сотрудничество местного населения с немецким оккупационным режимом, т.е. проблема коллаборационизма. В Крыму это явление приобрело дополнительную остроту, так как возникло на фоне межнациональных отношений. Коллаборационизм осуществлялся как в форме участия в органах самоуправления, которые создавались оккупантами из представителей местного населения, так и в форме службы в вооруженных формированиях, созданных под эгидой Вермахта, войск СС или полиции. Например, в разные периоды оккупации полуострова, продолжавшейся долгих 2,5 года, в военных формированиях постоянно находилось от 5 до 15 тыс. крымских татар, а о своей лояльности оккупационному режиму заявили также некоторые представители армянских, греческих и болгарских общин. Коллаборационизм привел к многочисленным жертвам среди партизан и мирного населения. За годы оккупации нацистские карательные службы убили и замучили в Симферополе более 22 тысяч человек. Постоянными местами казней стали противотанковый ров в Курцовской балке (в 2 км от города), балка в Дубках (близ шоссе Симферополь-Николаевка), территория совхоза "Красный" (ныне им.Дзержинского), так называемый "Картофельный городок" (между железнодорожным вокзалом и кожкомбинатом) и 11 км Феодосийского шоссе. Только на территории совхоза "Красный" гитлеровцы уничтожили свыше 8 тысяч человек.
Всего на территории Крыма в годы немецкой оккупации было 116 концлагерей. Концлагерь «Красный» как памятник республиканского значения – это собирательный образ всех концлагерей, всех немецких госпиталей, где рядовому и офицерскому составу Германии вливали кровь советских пленных солдат. До смерти выкачивали кровь из советских людей и отдавали солдатам Вермахта. Таковы ужасные события оккупации. Концлагерь «Красный»: раскопки на месте массовых захоронений. На территории «фабрики смерти» размещались два кострища-крематория, более 20 братских могил и девять колодцев с телами, три из которых до сих пор законсервировано. Каждый крематорий в концлагере — это четыре сотки, 20 на 20 метров смерти и мучений............. В «Братской могиле» (у Главного обелиска концлагеря) захоронено около 4500 человек. Общее захоронения Братская могила у стелы с надписью «Никто не забыт» (на центральном входе городского кладбища «Абдал») насчитывает 5000 человек. Кроме того, на территории концлагеря обнаружены одиночные или малые коллективные захоронения (например, группы «Сокол»). В колодцах не изъято 1-1,5 тыс. убитых. Здесь были те же печи, что и в Бухенвальде и Освенциме. Но в отличие от этих лагерей в крымском не делали печей в таком «готическом» стиле. Всего замучено, сожжено, сброшено в колодцы, забито до смерти, доведено до истощения 15 тыс. человек. В Бухенвальде эта цифра составляет 56 тыс. человек за восемь (!) лет. Людей превратили в тягловую силу. Узники таскали камни до изнеможения. Кто не мог выполнять работу, того били плетью так, что кожа превращалась в кровавые лоскуты. Показательным был расстрел непокорных. Пленники выживали на пустой похлебке, чае из трав, заплесневелом хлебе. Сами крематорий представляли собой не вечные строения, а стеллажи из камней, рельсов и досок. Нижний слой шпалы, потом люди, доски, керосин.. Люди, доски, керосин … Люди, доски, керосин – и так до десяти рядов. При том, часть людей еще была жива. Известные душегубки, существование которых долгое время отрицалось, вывозили узников с гестапо. Надышавшихся дымом, в полуобморочном состоянии живых людей клали на кострища и сжигали. В одном крематории было сожжено минимум 2,5 тыс., во втором – около 1,7 тыс. На месте нет костей, только пепел. Для сравнения в Освенциме трупы сжигались в печах Топфа. Процесс был налажен таким образом, что как только остатки трупов упадут с шамотной решётки в специальную борозду внизу для собирания пепла, их следует протолкнуть вперёд, с помощью скребка, в сторону дверцы для удаления пепла. Там они могут оставаться на последующие двадцать минут до полного уничтожения… Тем временем, последующие трупы могут один за другим помещаться в камеры. В «Красном» кремация происходила практически на открытой местности. Врагами Рейха записали детей, женщин, членов семей партизан. При этом немцев в лагере было мало, это делали местные работники — «добровольцы». Нацистские бараки ада охраняли рота солдат СД и два добровольческих татарских батальона. Из Акта комиссии по злодеяниям оккупантов в совхозе «Красный» (30 апреля 1944 года): «…многим узникам не было представлено никакого обвинения. Уничтожение их диктовалось стремлением немецких захватчиков к истреблению русского народа». Концлагерь «Красный» включен в международный реестр наряду «Бухенвальдом» и «Дахау».
Изначально поселение, находящееся в трех километрах от Симферополя, носило татарское название Сарчи-Кият (сейчас село Мирное). В начале 20‑х его стали именовать «Хозяйством № 1». Сюда завезли американское оборудование для выращивания кур. Построили птичники, коровники, дома для персонала. В 1925 году хозяйство стало «Красным». Совхоз принадлежал НКВД и был одним из самых процветающих в Советской России. Когда летом 1942-го немцы подступали к Симферополю, весь скот вывели из стойла и погнали в порт Кавказ, чтобы переправить на Кубань. А птицу выпустили. Куры заполонили все улицы. Местные жители отлавливали их, забивали и засаливали в бочках. Вскоре в «Красном» появилась группа немецких мотоциклистов. Она проехала все село и остановилась у санитарной зоны хозяйства. Бараки за колючей проволокой им понравились. Идеальное место для концлагеря. Птичники разделили на блоки, установили нары и стали загонять военнопленных — по 150 человек на блок. Концлагерь в бывшем хозяйстве НКВД сразу приобрел недобрую славу. Лагерей и тюрем в Крыму было много, но если везли в «Красный», то все уже знали — смерть неминуема. Концлагерь был создан для уничтожения жителей Крыма, — рассказала мне позже директор местного музея истории Марина Кобус, которая участвовала в судебном процессе над палачами в 1972 году. — Это признано Верховным судом СССР. В лагерь, по словам женщины, попадали не только военнослужащие, но и мирные жители. Их хватали во время облав, комендантского часа, на рынках, на улицах, возле дома, даже на огородах. Брали всех подряд, — говорит Марина Петровна. — Мужчин, женщин, детей. Причин не объясняли. Особенно при облавах выслуживались татары из добровольческих батальонов, их в Симферополе было два. Местное население их особенно боялось. В целом с приходом немцев в Крым мусульманский комитет создал на полуострове десять татарских батальонов, которые своей жестокостью превзошли фашистов. Сегодня никто не знает, сколько заключенных находилось в лагере постоянно. В птичниках и коровниках при очень плотном заселении могло поместиться около двух тысяч человек. Но в лагере ежедневно погибало до полусотни узников, и освободившиеся места тут же заполнялись.Людей доводили до смерти разными способами. В бараках категорически запрещалось мыть полы и убирать нечистоты, — продолжает рассказывать Кобус. — Кормили баландой из картофельных очистков. Из-за антисанитарии люди заболевали дизентерией и умирали. Их тела сбрасывали в канаву, которая была вырыта за лагерем. Когда канава заполнялась, ее закапывали. Потом рыли новую… Расстрелы производились ежедневно. Вечером на поверке комендант ходил между рядов и тыкал пальцем в того или иного узника. Без какой-либо особой причины — слишком дерзко посмотрел, или, наоборот, отвел взгляд, или проявил недостаточно усердия во время трехкратного приветствия. Отмеченных тут же уводили на расстрел. Массовые казни проводились в поселке Дубки, в трех километрах от концлагеря. Оставшихся заставляли бегать вокруг бараков. Кто отставал или падал, тех либо били палками, либо также расстреливали. Заключенных каждый день выгоняли на работы в поле, — продолжает директор музея. — Им приказывали собирать камни и складывать на дорогу. Никакого смысла в этой работе не было. Цель одна — занять чем-нибудь людей. Надзиратели приказывали нагружать камнями телегу, впрягаться в нее и возить по селу с утра до ночи. А вот я вам дам почитать показания выживших узников лагеря на судебном процессе в 1972 году. «От голода и катания телеги с камнями я обессилел, — рассказал суду бывший советский военнопленный Леонид Кондратьев, попавший в лагерь в двадцать лет (сейчас его уже нет в живых) . — Ночью выбрался из барака, чтобы сбежать, но меня поймали и привязали к «отбойному» столбу, который стоял посередине лагеря. Меня принялись лупить железными бляхами двое надзирателей — братья Абжалиловы. Лупили с двух сторон, без передыху, несколько часов. Выбили все зубы, переломали ребра, сломали ключицу. Когда я терял сознание, на меня выливали ведро воды и продолжали истязать. Вечером меня отвязали, протащили за веревки через весь лагерь, потому что я ходить уже не мог. Затем оттащили в барак и бросили на пол». Возможно, несчастный так бы и умер, но утром в барак вошел комендант и вдруг приказал отвезти избитого в симферопольский лазарет. Что заставило его проявить жалость, Кондратьев так и не понял. Из лазарета парню помогли бежать подпольщики — вынесли его под видом умершего, а затем переправили к партизанам. Там же, в лагере, людей морили в машинах-душегубках. Но в основном расстреливали. Трупы сжигали в открытом крематории. В музейном архиве есть свидетельское показание водителя по фамилии Легек, скопированное из судебного дела. «Я не участвовал в убийствах и сожжениях людей, — клялся Легек. — Я только подвозил на машине трупы, бревна и смолу». По его свидетельству, к 1944 году пленных уже не вывозили в Дубки. Им сразу пускали пулю в затылок, после чего складывали штабелями на рельсы. Тела перемежали с бревнами, обливали бензином и поджигали, а рядом кипела смола, которой заливали обугленные трупы. Этот «крематорий», находящийся в километре от концлагеря, работал круглосуточно. Когда весной 1944-го Советская армия подходила к Симферополю, начались массовые расстрелы заключенных. Их уже не выводили за пределы территории и не трудились сжигать трупы. Уничтожали в самом лагере, а тела сбрасывали в вырытые неподалеку от бараков колодцы — 4 метра в диаметре и 30 метров в глубину. По архивным данным, только с 6 по 10 апреля в концлагере расстреляли свыше 2 000 человек, а в ночь на 11 апреля — 500. В Симферополе мне удалось разыскать свидетеля тех страшных дней. 86-летний Павел Гниденко — бывший узник концлагеря. В апреле 1944 года ему было 15. Вот что он рассказал: Мы жили в деревне Саблы. Обоим моим братьям — старшему и двоюродному — было по 17 лет. Они были связаны с партизанами — распространяли листовки. А моя двоюродная сестра работала в Симферополе, в комендатуре переводчиком, поскольку хорошо знала немецкий язык. В апреле 1944 года в нашем селе появились немецкие каратели. Они хватали всех, кто встречался на улице. Братья только вышли из дома — и сразу напоролись на немцев. Я тоже вышел, чтобы посмотреть, что творится, — и тут немец. Наставил на меня автомат и отвел в клуб. Там уже было много народу, в том числе и женщины с грудными детьми. Встретил и своих братьев. Кто-то из сельчан сумел сообщить моей сестре в комендатуру, и вскоре из Симферополя приехал офицер, который приказал всех отпустить. Мои братья, как только открыли двери, подались в лес, а я отправился домой. Но у самого дома снова наткнулся на немцев. Они отвели меня в концлагерь «Красный». В бараке увидел четыре ряда нар. Три верхних яруса были забиты под завязку. Меня кинули на нижний, но в тот же день и он заполнился до предела, поскольку людей привозили в лагерь потоком — женщин, детей, стариков, кого удалось поймать на улице. На нарах можно было уместиться только лежа на боку. Если один хотел повернуться, приходилось поворачиваться всему ряду. Мы слышали несмолкаемые очереди и знали, что это расстреливают людей из соседних бараков. Видели в окошечко, как выводили людей, скручивали им руки сзади проволокой, и после этого до нас доносился короткий вскрик. Это означало, что человека живьем сбросили в колодец. Однажды ночью мы проснулись от выстрелов и криков. Поглядели в окошко — горит соседний барак. Люди выскакивали из него, тут же попадали под автоматные очереди и замертво падали. После того как наших соседей спалили заживо, очередь дошла до нас. С утра заходили немцы и, выкрикивая фамилии, педантично выводили людей на улицу, начиная с верхнего яруса. Мы тихо шептали им: «Прощайте, товарищи!» Потом раздавались выстрелы… Верхние нары опустели, дошла очередь до нижнего яруса. Когда выкрикнули мою фамилию, мне тихо прошептали вслед: «Прощай, Павлик!» Я приготовился к смерти. Немец повел меня за шлагбаум. «Значит, расстреляют за лагерем», — подумал я. Но он довел меня до дороги и сказал: «Иди». «Ну, — думаю, — сейчас шмальнет в спину». И вдруг на дороге я увидел повозку, а в ней отца: «Я за тобой, сынок». Оказалось, двоюродная сестра попросила за меня в комендатуре. Отцу дали бумагу с печатью о моем освобождении. Моя сестра умерла недавно, в возрасте 90 лет. Думаю, что ей Бог дал такую длинную жизнь за то, что она спасала людей. Когда советские солдаты вошли в лагерь, ни одного из заключенных в живых не застали. Лишь 250 человек обслуживающего персонала — повара, шоферы, рабочие автомастерских. Татарский батальон ушел с немцами в сторону Севастополя. Но большинство до места, где их намеревались поставить под ружье, не дошли — разбежались. Позже разъехались по всему Советскому Союзу, но их вычисляли, отлавливали и отправляли на скамью подсудимых. Кроме девяти колодцев, солдаты обнаружили в лагере еще двадцать ям с телами расстрелянных и две площадки для сжигания трупов. Ужасный смрад от разлагающихся человеческих тел разносился по округе на несколько километров. Погибших торжественно перезахоронили только в 1970-е… А тем временем в Дубки устремились родственники погибших. Поля перед рощей были усыпаны расстрелянными. Точных данных о числе жертв нет до сих пор. Только из одного колодца в лагере было извлечено 250 останков, — рассказывает Кобус. — Среди них и дети в возрасте от восьми месяцев до 15 лет. Многие останки были без пулевых отверстий. То есть в колодец их сбросили живыми. По некоторым оценкам, в период существования лагеря с марта 1942 года по апрель 1944 года в нем было уничтожено более 20 000 человек. А что же сам совхоз «Красный»? Фашисты сожгли его дотла, а жителей угнали в Германию. Многие возвратились и начали заново отстраивать дома. Двенадцать лет после освобождения Симферополя совхоз зализывал раны.
Освенцим, Арбайтсдорф, Бухенвальд, Дахау — эти слова сейчас являются синонимами слов: ужас, насилие, смерть. Мы всегда с ужасом смотрим на фотографии концлагерей Третьего рейха. Но зная названия этих крупных концлагерей Польши и Германии жители Крыма забывают о том, что и здесь, на нашей земле были концлагеря. Один из них распологался на территории совхоза Красный, ныне совхоз им. Дзержинского в поселке Мирный ........
